Хулиган никого не убил. Он даже оружием не пользовался. Но он сделал нечто, почти столь же ужасное: выставил на посмешище нью-йоркскую полицию. Вор опустошал банкоматы, после чего оголялся перед камерами наблюдения. Ну разве не повод для репортеров таблоидов повеселить публику? К этому моменту Хулиган нанес визиты одиннадцати банкоматам. Газеты крупными заголовками отмечали каждый его грабеж. Известность Хулигана возрастает – протрубила «Пост» через три дня после последнего ограбления, – зато полиция становится все незаметнее.

– Что говорит наша свидетельница? – спросил Синглтон. – Присматривается?

Он стоял позади стола и смотрел на Д'Агосту. Глаза у капитана были пронзительные, голубые. Когда он смотрел на тебя, казалось, что ты для него, по крайней мере на данный момент, – центр Вселенной. Он безраздельно отдавал тебе свое внимание. И это нервировало.

– Ее историю проверяет видеокамера.

– Хорошо, хорошо. Черт побери, казалось бы, в наш век цифровых технологий банки с помощью видеокамер должны обеспечивать лучшую безопасность. Похоже, наш парень в этом деле разбирается, можно предположить, что раньше он работал в охране.

– Мы это сейчас проверяем.

– Одиннадцать ограблений, и известно лишь то, что он белый.

«И обрезанный», невесело подумал Д'Агоста, а вслух сказал:

– Я распорядился, чтобы наши детективы срочно обзвонили все банки. Сейчас там устанавливают дополнительные скрытые видеокамеры.

– А что, если преступник работает в фирме, производящей эти камеры?

– Это мы тоже проверяем.

– Обгоняете меня на шаг. Приятно слышать. – Синглтон подошел к стопке документов, начал просматривать их. – Этот парень действует в одном и том же районе. А значит, теперь нам следует обратить внимание на автоматы, которые он еще не взломал. Необходимо сократить перечень потенциальных мест преступления до минимума. Хорошо, что сейчас мы не имеем дела с убийствами. Винни, прошу вас подключить других офицеров, составьте список банкоматов, на которые может быть совершено нападение, и организуйте наблюдение. Кто знает? Возможно, нам повезет.

Что ж, пора, подумал Д'Агоста. Облизнул пересохшие губы и произнес:

– Вообще-то, я пришел к вам по другому вопросу. Синглтон снова пронзил его внимательным взглядом. Уйдя с головой в работу, он и не догадывался, что Д'Агоста пришел к нему по другому поводу.

– В чем дело?

– Не знаю даже, как сказать, сэр, но... я хочу попросить у вас отпуск.

Синглтон изумленно вскинул брови.

– Отпуск?

– Да, сэр.

Д'Агоста понимал, как это звучит со стороны. И хотя прорепетировал все заранее, вышло не совсем гладко.

Синглтон задержал на нем взгляд. Он ничего не сказал, да этого и не требовалось. «Отпуск. Ты проработал здесь шесть недель и просишь отпуск?»

– Может, я чего-то не знаю, Винни? – тихо спросил он.

– Это семейное дело, – ответил Д'Агоста после небольшой паузы.

Он ненавидел себя за то, что заикался под взглядом Синглтона. Еще больше ненавидел за ложь. Но что, черт побери, должен был он сказать? «Извините, кэп, но мне нужен отпуск на неопределенное время, для того чтобы поймать человека, официально объявленного мертвым и чье местонахождение неизвестно. Хочу арестовать его за преступление, которого он еще не совершил». Сомнений он не испытывал, ему просто необходимо было что-то делать. Для Пендергаста это было так важно, что, сойдя в могилу, он оставил ему распоряжение. И этого было более чем достаточно. Однако чувствовал себя Д'Агоста погано.

Глаза Синглтона выражали беспокойство и задумчивость.

– Винни, ты же знаешь, я не могу тебя отпустить.

С горьким чувством Д'Агоста понял, что будет еще тяжелее, чем он это себе представлял. Даже если придется уволиться, он пойдет на это, заплатив карьерой. Коп может уволиться только один раз.

– Мать больна, – выговорил он. – У нее рак. Врачи полагают, что последняя стадия.

Синглтон помолчал, обдумывая сказанное. Затем слегка покачался на каблуках.

– Очень, очень вам сочувствую.

Повисла еще одна пауза. Д'Агосте хотелось, чтобы раздался стук в дверь, или зазвонил телефон, или метеорит свалился на участок – все что угодно, лишь бы отвлечь от себя внимание Синглтона.

– Мы только что узнали, – продолжил он. – Это был шок, настоящий шок.

Он помолчал. На сердце было тяжело. Он сказал первое, что пришло на ум, но понял вдруг, какие чудовищные слова он произнес. Его родная мать... рак... Черт побери, надо будет сходить в церковь покаяться. И позвонить маме в Веро Бич, послать ей две дюжины роз.

Синглтон медленно кивнул.

– Сколько времени вам потребуется?

– Врачи не знают. Неделя, может быть, две.

Синглтон закивал еще медленнее. Д'Агоста чувствовал, что краснеет. Интересно, что думает капитан.

– Ей недолго осталось, – продолжил он. – Вы знаете, как это бывает. Меня нельзя назвать примерным сыном. Я просто чувствую, что должен быть сейчас рядом с ней... как и положено сыну, – неловко заключил он. – Можете вычесть эти дни из моего очередного отпуска.

Синглтон внимательно выслушал его, но на этот раз не кивнул.

– Конечно, – сказал он.

Он долго не сводил глаз с Д'Агосты. Взгляд его, казалось, говорил: «У многих людей больные родители и личные трагедии. Но они профессионалы. Чем же ты от них отличаешься?» Оторвав наконец взгляд, отвернулся, взял со стола стопку бумаг.

– Хулиганом займутся Мерсер и Сабриски, – бросил он сухо через плечо. – Берите столько дней, сколько потребуется, лейтенант.

Глава 6

Над островом Литтл Гаверноз висел плотный туман. Из темноты, с Ист-Ривер, мрачно прогудел буксир. До Манхэттена по темной ледяной воде меньше мили, но городские огни не в силах были прорвать толстое туманное одеяло.

Д'Агоста мрачно смотрел вперед с переднего пассажирского сиденья, держась за дверную ручку, а служебный автомобиль Лауры Хейворд подпрыгивал и качался на неровной однополосной дороге. Передние фары рассеивали тьму, освещая путь и выстроившиеся по обе стороны голые каштаны.

– Кажется, одну рытвину ты пропустила, – сказал он.

– Не надо печалиться. Скажи лучше: ты объявил Синглтону, что у твоей мамы рак?

Д'Агоста вздохнул.

– Это была первая вещь, что пришла мне в голову.

– О господи, Винни. Ведь мать Синглтона умерла от рака. И знаешь что? На работе он ни дня не пропустил. Похороны назначил на воскресенье. Все знают об этой истории.

– А я не знал.

Д'Агоста поморщился, вспоминая, что сказал капитану в то утро. «Вы знаете, как это бывает. Меня нельзя назвать примерным сыном. Я просто чувствую, что должен быть сейчас рядом с ней... как и положено сыну». Лучше не скажешь, Винни.

– И я все еще не могу поверить, что ты берешь отпуск для того, чтобы изловить брата Пендергаста, и все из-за этого письма. Не пойми меня неправильно: никто не уважал Пендергаста больше меня. Он был самым блестящим офицером из всех, кого я встречала. Но у него была фатальная слабость, Винни, и ты знаешь, в чем она заключалась. Он не уважал законов. Он считал, что стоит выше всех нас, связанных правилами и обязательствами. И я не хочу, чтобы ты пошел по тому же пути.

– Я по этому пути идти не собираюсь.

– Поиск брата Пендергаста выходит за рамки закона. Это даже не смешно. Я имею в виду твой план – найти Диогена.

Д'Агоста не ответил. До плана было еще далеко.

Автомобиль содрогнулся: передняя левая шина попала в яму.

– Ты уверен, что мы едем правильно? – спросила она. – Не могу поверить, что там есть больница.

– Мы едем правильно.

Впереди проступили смутные очертания. По мере приближения автомобиля эти тени превратились в кованую металлическую ограду с острыми наконечниками. Основанием для ограды служила десятифутовая стена, выложенная из кирпича, поросшего мхом. Седан остановился возле старинной сторожки перед закрытыми воротами. На воротах табличка: «Больница Маунт Мерси для душевнобольных преступников».